назад

ЧТЕНИЕ И АНАЛИЗ ЛИТЕРАТУРНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

      Для ребенка чтение начинается с родительского голоса, который озвучивает книгу, придает чтению живое дыхание человеческих чувств и интонаций. Переход школьника, а теперь часто дошкольника (родителям некогда, они часто спешат научить ребенка самостоятельно читать) к чтению про себя почти революция сознания. Ведь здесь все нужно делать самому, без подсказки голоса читающего, без ариадниной нити его мысли, соединяющей текст в целое. Нередко и в 5 классе этот процесс чтения про себя учениками не освоен и ребята любят больше слушать, чем читать сами. От учителя потребуется большой педагогический такт и остроумие поведения, чтобы приохотить ребенка к чтению про себя. Можно оборвать учительское чтение вслух в самом интересном месте повествования и предложить детям дочитать произведение самостоятельно. Можно после самостоятельного чтения устроить викторину «Кто внимательно прочитал текст?». И т. п.
      Переход от чтения небольших текстов к «марафону» повести или романа также требует усилий учителя на создание «установки» на индивидуальное чтение. Вместе с тем, поддерживая тягу к общению, которая сказывается в желании учеников 5—6 классов читать текст в классе самим вслух, учитель должен давать право на коллективное чтение произведения. Однако и оно требует соблюдения целого ряда условий. Часто неподготовленное коллективное чтение незнакомого текста вслух, да еще с неожиданным включением нового чтеца, губит впечатление, разрубает произведение на бессвязные и невнятные фрагменты. Постепенно приучая школьников к чтению монологов и диалогов, умению подхватывать интонацию собеседника на знакомых текстах, учитель добьется готовности класса к коллективному чтению.
      Особой значимостью в школе отмечен вид работы, который назван выразительным чтением и требует не просто правильного произнесения текста, но наполнения чтения чувством и мыслями читателя, что приближает выразительное чтение к художественному, актерскому. Однако школьник, в отличие от актера, сознательно не организует реакции слушателя и, как пушкинская Земфира, может сказать: «Я песню для себя пою».
      Выразительное чтение — один из сложных видов художественной интерпретации текста, призванный «освобождать слова из плена».
      Действительно, художественное слово в письменном тексте обладает множеством значений, которые, как сеть, окружают его и часто скрывают от читателя авторское чувство. Слово звучащее, произнесенное активно, подчеркивает эмоциональную направленность речи. Голос, как живая вода, превращает написанное слово в поступок, действие. В принципе здесь совершается тот же переход, как от нот к музыке. Личностность прочтения оказывается при выразительном чтении непременным результатом того выбора из множества значений, которые таятся в письменной речи, наиболее близкого исполнителю. Однако, часто пользуясь в школе выразительным чтением как приемом, способным оживить текст в сознании учеников, мы озабочены тем, чтобы эта деятельность была не только средством самовыражения школьников, но и способом приближения к авторской позиции. В связи с этой задачей исполнительский анализ, который в той или иной форме мы проводим со школьниками, с нашей точки зрения, должен проходить несколько этапов.
      1. Пробуждение чувств
      Всякая эстетическая деятельность оказывается результатом переполненности чувствами, желания открыть их другим и освободиться от той стесненности, которая сопровождает напряжение чувств и кипение мыслей. Известный мастер художественного слова Антон Шварц писал: «Только в том случае, если отношение родилось в результате эмоционального восприятия материала, исполнение может быть художественно оправданным». Чувство вообще, согласно информационной теории эмоций, выраженной в работах П. Симонова, возникает обычно при остром дефиците или переизбытке информации, неожиданном для реципиента, как наводнение. Чувство, очевидно, в первом случае играет роль разведчика, во втором — судьи, оценивающего услышанное и помогающего совершить выбор. И в том и в другом случае чувство оказывается связанным с действиями на границе интуиции и сознания. Поэтому важно, чтобы произведение, которое мы предназначаем для выразительного чтения учеников, при первой встрече вызвало взволнованность и удивление. Взволнованность может быть поддержана созданием «установки» (Д. Н. Узнадзе) на чтение, развертыванием фона восприятия, который соответствует появлению личных читательских ассоциаций. Вместе с тем произведение искусства, предъявленное классу, не должно оставлять ученика в рамках привычных представлений и служить лишь для воспоминаний читателя. Некая неожиданность, открытая в произведении, именно непривычностью своей должна заинтересовать читателя, пробуждать стремление проникнуть в загадки текста. Пробуждение чувств на первой стадии исполнительского анализа, таким образом, приводит к возникновению вопроса, ведущего к анализу текста произведения.
      Когда ученики читают стихотворение Маяковского «А вы могли бы?», их поражает дерзость образов, но часто они замечают лишь интонацию вызова, сопротивления пошлости привычных впечатлений. Но почему юный поэт хочет сыграть «ноктюрн на флейте водосточных труб»? Что побуждает его на блюде студня видеть «косые скулы океана»? Обдумывая эти вопросы, ученики замечают, что стихотворение Маяковского рождено не только раздражением, но порывом к красоте и величию мира.
      2. Выявление авторской позиции
      Поиски авторской позиции в произведении чтецом и родственны, и отличны от научного, литературоведческого анализа. Антон Шварц склонен был даже противопоставлять работу чтеца и ученого: «Ведя чтецкую работу над произведениями Пушкина, важно представлять себе образ поэта и его эпоху. Однако в трактовке отдельного произведения... следует исходить в первую очередь именно из данного текста, а не из своего представления о Пушкине на том или ином этапе его жизни. Чтецу нужно не столько „ходить в музей“, подобно мейнингенцам или ранним мхатовцам, сколько вплотную работать над своим материалом. Иными словами, важно уметь вовремя забыть всю свою историческую эрудицию, чтобы остаться наедине с текстом и извлечь из него максимум возможного... Историки литературы, как правило, дают нам очень мало. Они изучают текст с другой целью, и у них почти невозможно найти ответ на вопрос о том, как прочесть данную строчку». Конечно, литературоведы проявляют авторскую позицию в анализе стиля, композиции произведения, сравнения вариантов текста. Но всестороннее рассмотрение самого течения текста редко, хотя это не природный, а временный недостаток литературоведения. Вместе с тем литературовед не может ограничить свою работу рамками текста. Внетекстовой материал проверяет и контролирует выводы, полученные при анализе произведения, позволяет сопрягать их с историей литературы и общественной жизни. Чтецу же важно выявить логику движения текста «на глазах» публики. Поэтому, не отбросив, а как бы преодолев влияние внетекстовых источников информации, исполнитель черпает свои доводы из самого текста и в этом совпадает со школьником, которому внетекстовая информация часто недоступна. Школьный анализ литературного произведения в этом своем свойстве, как и во многих других, сходен с художественными интерпретациями литературного текста.
      В нашем учебнике помещены рядом стихотворения Пушкина «Соловей и роза» и Кольцова «Соловей». Подражание Пушкину не лишило Кольцова собственного отношения к сюжету. Используя вопросы хрестоматии, учитель поможет классу понять, что Пушкин с болью говорит о трагедии равнодушия красоты, не отвечающей влюбленному гимну, а Кольцов грустно сожалеет о том, что «дева милая» не знает об обращенности гимна ей.
      3. Вживание в ситуацию произведения
      А. Шварц, делая целью чтеца «второе рождение текста» в себе, в сущности, давал простор воображению исполнителя. О «ленте видений» много писали, акцентируя необходимость для чтеца не только верно уловить авторский смысл произведения, но и конкретизировать его в собственном воображении, подключая те жизненные свои впечатления, которые уместны в предполагаемых автором обстоятельствах. Однако эта работа бесконечно трудна, так как нахождение в собственном жизненном опыте образных эквивалентов текста бывает заторможено и происходит в стилистически ином и эмоционально отличном от авторской интонации ключе.
      С. В. Шервинский справедливо писал, что бесконтрольная привычка к актерскому, конкретному изображению вредна чтецу. В лирике же реализация лица, от которого произносится читаемое, принципиально невозможна. «В основе актерского воображения лежит создание иллюзорной реальности». Поэт же, как и чтец, «черпает из запаса памяти, а не живет реальностью мгновенья». Сливаясь с автором, чтец оказывается также в мире памяти. В этом коренное различие двух воображений: действительность в иллюзии (на сцене) и действительность, реализованная в памяти (у поэта и чтеца). «Образы поэтической памяти существуют где-то в пространстве неопределенном... условная локализация образа памяти имеет место в исполнительском искусстве чтеца».
      Лирика действительно рассчитана на извлечение из памяти чтеца, читателя вообще впечатлений, родственных мотивам стихотворения, но излишняя конкретизация образов лирики обытовляет поэтический текст и грозит подменой автора читателем. В статьях об изучении «Паруса» Лермонтова и «Забытой деревни» Некрасова мы показываем различные приемы разворачивания «ленты видения».
      4. План чтения и техника произнесения
      Раскрытие на предыдущих этапах исполнительского анализа эмоциональных и смысловых основ произведения еще не гарантирует, что чтение будет пронизано ими. Нужна и непосредственная, прямая подготовка к исполнению. Прежде всего важно определить смену интонаций, продиктованную общим движением мысли произведения. Такую работу мы обычно называем составлением «партитуры чувств». Как в музыкальной партитуре означены мелодии, «их съединенье, сочетанье» (Тютчев), так и в «партитуре чувств» мы намечаем тональность чтения частей произведений, характер интонирования фраз.
      Вдумываясь в стихотворение Кольцова «Разлука», мы пытаемся понять, какие чувства сменяют друг друга в каждой строфе и чем различаются по эмоциональному настрою строфы между собой. В итоге этой работы создаем «партитуру чувств» стихотворения.

РАЗЛУКА

На заре туманной юности
Всей душой любил я милую;

Задумчиво, постепенно одушевляясь

Был у ней в глазах небесный свет;
Ha лице горел любви огонь.
 
   
Что пред ней ты, утро майское, Восхищенно
Ты, дуброва-мать зеленая,  
Степь-трава — парча шелковая, Завороженно
Заря-вечер, ночь-волшебница!  
   
Хороши вы — когда нет ее, Порывисто
Когда с вами делишь грусть свою,  
А при ней вас — хоть бы не было;  
С ней зима — весна, ночь — ясный день!  
   
Не забыть мне, как в последний раз  
Я сказал ей: «Прости, милая! Нежно, обреченно
Так, знать, Бог велел — расстанемся,  
Но когда-нибудь увидимся...»   Робко
Вмиг огнем лицо все вспыхнуло, Стремительно,
Белым снегом перекрылося, —   взволнованно
И, рыдая, как безумная,  
На груди моей повиснула.  
   
«Не ходи, постой! дай время мне Порывисто,
Задушить грусть, печаль выплакать, как бы задыхаясь
На тебя, на ясна сокола...»  
Занялся дух — слово замерло...  Отрешенно

      Часто ученикам 6 класса трудно следить за динамикой чувств, еще не испытанных ими. И тогда на помощь приходит музыка, дающая возможность пережить их въяве тут же на уроке. Мы слушаем романс Гурилева на текст Кольцова, и дети смелее и точнее называют интонации, необходимые для составления «партитуры чувств».
      Наблюдения за ритмикой стиха и расстановка логических ударений, попытка в произнесении фразы осуществить намеченную интонацию составляют существо работы на последнем этапе исполнительского анализа.
      Выразительное чтение обычно оказывается итогом анализа, попыткой осуществить его результаты в эстетической деятельности, однако выразительное чтение способно выполнять и иные функции.
      По тому, как ученик прочел текст, можно судить о характере первоначального восприятия. Задача подготовки выразительного чтения может стать, в сущности, приемом анализа произведения. Широкая разработанность этого вопроса в методике преподавания литературы (М. А. Рыбникова, Е. В. Язовицкий, М. Г. Качурин, Р. Р. Майман и др.) позволяет учителю разнообразно использовать выразительное чтение в практике работы.
      Выразительное чтение, помимо всех его учебных достоинств, важно для нас в широком педагогическом смысле. Чтение вслух, для класса, приучает к культуре выражения чувств, дает ученику радость эстетической формы переживания. Этот прием работы оказывается одним из путей к искусству общения.

В. Г. Маранцман

 



 

Эффект волшебного стекла. (Знакомство с понятиями гиперболы, гротеска, литоты)

      Знакомство учащихся с теорией литературы включено в программы всех классов. На начальном этапе это элементарные понятия, которые со временем расширяются, углубляются и усложняются. Чаще всего понятие о художественном приеме или средстве дается в связи с изучением какого-либо произведения, где это средство или прием широко использованы. Это экономит время, но в известной степени суживает материал, иногда связываясь в памяти ребят только с данным произведением. Поэтому более эффективными мне представляются уроки, полностью посвященные тому или иному теоретическому понятию и основанные на фольклоре (если позволяет тема) и произведениях разных авторов. Это дает возможность сделать знакомство с литературоведческими терминами более глубоким, позволяет актуализировать прежние знания учащихся, попробовать свои силы в собственном творчестве, что тоже немаловажно, так как дает осознанное и, если так можно выразиться, освоенное личным опытом понимание секретов литературного мастерства.
      Предлагаю вашему вниманию один из таких уроков, посвященный усвоению понятий гиперболы, гротеска и литоты. Эти понятия объединены в один урок, так как они внутренне взаимосвязаны и служат одной цели — усилить художественное впечатление.
      К уроку готовятся иллюстрации к известным произведениям, которые помогут сделать его более ярким и запоминающимся: схема «Рождение гиперболы, гротеска и литоты», репродукции картин М. Врубеля «Богатырь», Питера Брейгеля Старшего «Волшебная Страна Изобилия», фонограммы музыкальных фрагментов народных песен «Дуня-тонкопряха» и «Я на горку шла», магнитофонная запись диалогов, сделанная вместе с учащимися предварительно, а также возможно использование раздаточного материала с фрагментами литературных произведений и идиомами, которые понадобятся в ходе урока (с ним работа будет быстрее и эффективнее).
      Так как данные художественные приемы всегда несут в себе элемент неожиданности, то и урок, им посвященный, мы начинаем с неожиданного для учащихся вопроса: «Как вы думаете, есть ли какая-нибудь связь между искусством слова — литературой и подзорной трубой или биноклем?»
      После того как ребята выскажут свои соображения (а они могут быть самыми неожиданными), учитель несколько конкретизирует беседу вопросом: «А для чего служит подзорная труба?»
      Подзорная труба служит для приближения предметов. Когда они приближаются, мы видим их большими по размерам, иногда даже значительно больше, чем на самом деле, особенно если смотрим на предметы с близкого расстояния. Часто то же самое делает и литература: она приближает к нам явление или предмет, укрупняет его, чтобы мы лучше могли его рассмотреть, понять и оценить.
      У подзорной трубы есть и еще один секрет: если посмотреть в нее с другого конца, то она, наоборот, удалит предметы, уменьшит их в размерах. Таким же свойством владеет и литература.
      Древние люди не знали подзорной трубы, она появилась только в XVII веке, но у греков были металлические щиты, зеркальная поверхность которых могла увеличивать размеры предметов и даже играть роль увеличительного стекла (существует легенда, что с помощью таких щитов знаменитый ученый Архимед сжег вражеский флот). Однако способность художественного слова увеличивать или уменьшать что угодно была известна задолго до подзорной трубы, еще в то далекое время, которое ученые называют мифическим, а народ — незапамятным. Как открыли эту чудесную способность слова, доподлинно неизвестно никому, но поскольку это наверняка произошло именно в мифические времена, то, может быть, это было так, как представилось мне?..
      Далее учитель или подготовленный ученик рассказывает сказочную версию о происхождении гиперболы и литоты.
      Говорят, что когда-то, чуть ли не в доисторические времена, жил один маг и волшебник; он владел великой тайной: умел изменять размеры вещей, предметов, растений, животных, людей. Самые большие горы силой его магии превращались в маленькие бугорки, безбрежные моря и океаны делались просто лужами, и, наоборот, обыкновенное яблоко могло стать таким огромным, что его мог есть целый год целый миллион народу, а малыш-карапуз становился настоящим великаном, легко перешагивающим через горы и реки.
      Волшебник занимался своей магией с утра до вечера и этим доставлял людям немало хлопот и неприятностей, потому что определенной цели у него не было, и он просто забавлялся, как забавляются дети своими игрушками.
      На счастье, как-то мимо дома волшебника пролетал чудесный конь Пегас, который, как известно, является покровителем всех фантазеров и выдумщиков, а особенно поэтов и писателей. Вот он-то и положил конец произволу легкомысленного мага. Заметив, как над его домом взвилась в небо гигантская разноцветная бабочка, которая чуть не сбила с ног могучего крылатого коня и заставила его битых полчаса чихать от облетевшей с ее крыльев пыльцы, Пегас спустился на землю и, заглянув в окно дома, увидел волшебника в широкой мантии, который соломинкой гонял по столу тигра величиной с палец и корчился от смеха, слыша вместо грозного рычания только комариный писк...
      Конь фантазии быстро смекнул, в чем дело, и громким ржанием подозвал волшебника к окну.
      — Чем ты занимаешься? — спросил Пегас у волшебника.
      — Разве не видишь? — ответил тот. — Колдую. Превращаю большое в маленькое, а маленькое в большое.
      — Зачем? — строго спросил Пегас.
      — Просто так. Для интереса.
      — А польза? — еще строже спросил Пегас.
      Волшебник смутился и не знал, что ответить, потому что никогда о пользе не задумывался.
      Пегас покачал гривастой головой и предложил:
      — Знаешь что, поделись своим даром с любителями художественного слова. Им он бывает крайне необходим.
      — Зачем? — в свою очередь спросил волшебник.
      — Чтоб лучше видеть, — ответил Пегас. — Ну так как?
      — Пожалуй, — согласился маг. — Только как это сделать?
      — Не знаю, — сказал Пегас, — но ты же волшебник, вот и придумай что-нибудь. Вложи свой дар в слово, и тогда он никому не будет мешать, а, наоборот, будет помогать лучше видеть.
      С этими словами чудесный конь улетел, а волшебник стал думать. Он думал много дней и ночей напролет и, наконец, придумал волшебное стекло. Это стекло, наделенное великой тайной волшебника, могло увеличивать и уменьшать любые предметы и даже самого человека, стоило только посмотреть в него с определенной стороны, и при этом никто не страдал: ведь изменение размеров происходило только в стекле. Зато как хорошо были видны мельчайшие детали и подробности, и слова сами просились на язык, чтобы описывать их!..
      Довольный своей выдумкой, волшебник понес стекло к источнику вдохновения Гиппокрене, где, по словам Пегаса, черпали вдохновение поэты и писатели, но сбился с дороги и пришел к совершенно другому горному роднику, где поили коров и овец пастухи и отдыхали странники. Здесь он и оставил свой волшебный дар людям, и вот что из этого вышло.
      Вероятно, нашли волшебное стекло греческие пастухи или странники (потому что именно они дали название свойству чудесного стекла) и, поглядев друг на друга через него, чуть не умерли со страху: такими они показались себе огромными и страшными. Крича «гиперболе», они бросили стекло на траву (удивительно, что оно уцелело!), но потом любопытство взяло верх, и они снова подняли его, но посмотрели в стекло уже с другой стороны и увидели обратное: то, что только что было большим и страшным, стало крошечным и смешным! «Литоте!» — крикнул один из пастухов, и они нараспев стали повторять новые слова и по очереди смотреть в волшебное стекло, придумывая друг про друга разные истории, в которых все могло увеличиваться до колоссальных размеров и уменьшаться до микроскопических.
      Так появились первые дети волшебного стекла: огромные великаны с одним глазом во лбу — циклопы и крошечные человечки — пигмеи ростом от муравья до мартышки.
      От них и повели свой род многочисленные великаны и карлики разных народов. Хотя, может быть, все было и не так — это только наша сказочная версия. Но тем не менее великаны и карлики стали патриархами художественных приемов, которые в литературе называются «гипербола» и «литота». (Помните, что кричали пастухи, заглянув в волшебное стекло?..) Гипербола — это художественное преувеличение, а литота — художественное преуменьшение.
      Зримым воплощением этих приемов могут быть герои любимой детской сказки, которых вы видите на иллюстрации (демонстрируется иллюстрация к сказке «Мальчик-с-пальчик»). Кто же это?
      Конечно, великан и мальчик-с-пальчик. Но для чего же понадобилось сказителям, которые первыми придумали таких героев (или похожих на них), сделать мальчика ростом с пальчик, а великана таким огромным? (Чтобы показать находчивость и остроумие малыша в сравнении с грубой и глупой силой великана. Оказывается, дело не в росте, а в смекалке и находчивости.)
      А вспомните другого великана из английской детской песенки «Робин-Бобин». (Подготовленный ученик читает стихотворение.)

Робин-Бобин

Робин-Бобин
Кое-как
Подкрепился натощак.
Съел теленка утром рано,
Двух овечек и барана,
Съел корову целиком
И прилавок с мясником,
Сотню жаворонков в тесте
И коня с телегой вместе,
Пять церквей и колоколен —
Да еще и недоволен!


      Для чего здесь использован прием гиперболы? (Чтобы показать прожорливость великана.)
      И не только в сказках и потешках мы встречаем гиперболу и литоту. В народных песнях и частушках, которые поют взрослые и дети, тоже есть эти художественные приемы. Прослушайте фрагменты двух русских народных песен, и вы убедитесь в этом. Включаются фрагменты песен «Дуня-тонкопряха» и «Я на горку шла» со словами:

 


 

Дуня-тонкопряха

Пряла наша Дуня ни тонко, ни толсто.
Ах, Дуня, Дуня-тонкопряха.
Потолще полена, потоньше оглобли.
Ах, Дуня, Дуня, потоньше оглобли.
Стала наша Дуня на городе ткати.
Ах, Дуня, Дуня, на городе ткати.
На городе ткати, колом прибивати.
Ах, Дуня, Дуня, колом прибивати.


 

Я на горку шла

Я на горку шла,
Тяжело несла.
      Припев: Уморилась,
                        Уморилась,
                        Уморилась я.
                        В самом деле
                        Уморилась,
                        Уморилась я.
Тяжело несла
В решете овса.
      Припев.
В решете овса —
Полтора зерна.
      Припев.


      После прослушивания фрагментов учащимся задаются вопросы. В какой из песен использована гипербола, а в какой — литота? Для чего? В песне «Дуня-тонкопряха» использована гипербола, чтобы показать неумение Дуни ткать тонкое полотно, а в песне «Я на горку шла» народ посмеивается над ленивицей, которая не устает только петь и плясать, а любая ничтожная работа ее утомляет («Тяжелая ноша» — «в решете овса — полтора зерна» — это литота).
      И даже в более серьезных древних сочинениях мы находим эти художественные приемы. (Демонстрируются иллюстрации Г. Доре к Библии — «Самсон борется со львом» и «Давид с головой Голиафа».) Известны ли вам эти библейские герои?
      В рассказе об их подвигах использовано художественное преувеличение: Самсон голыми руками одолел льва, а юный пастушок Давид победил великана Голиафа.
      В фольклоре прием гиперболы вообще получил самое широкое распространение: в сказках, песнях, частушках, былинах.
      Вспомним, как описывается в былинах сила и мощь русских богатырей: вся дружина Вольги Святославовича не могла вытащить из земли соху, которой пахал Микула Селянинович:

 
И тут ведь Вольга Святославович
Посылает всю свою дружинушку хоробрую,
Чтобы сошку из земли повыдернули,
Из омешиков земельку повытряхнули,
Бросили бы сошку за ракитов куст.
Они сошку за обжи вокруг вертят,
А не могут сошку из земли повыдернуть,
Из омешиков земельки повытряхнуть,
Бросить сошку за ракитов куст.

      А Илья Муромец «силушку великую» бьет, «как траву косит, — у Ильи-то сила не уменьшается».
      Русский художник М. Врубель даже нарисовал такого гиперболизированного богатыря. (Демонстрируется репродукция.) Он тоже как бы посмотрел на него через волшебное стекло.
      Почему мы, глядя на эту картину, можем говорить о художественной гиперболе?
      Конь под богатырем кажется непомерно огромным, только его мощный круп способен выдержать колоссальную тяжесть седока с большими мозолистыми руками и крепкими ногами. Конь и богатырь кажутся единым целым, возвышающимся над крошечными елочками. Да, поистине чудесное стекло подарил волшебник художникам! Но нужно вам сказать, что стекло это не сразу попало к художникам слова. Поначалу, как вы знаете, им развлекались пастухи и другие простолюдины, придумывая свои истории, и доигрались до того, что однажды, как того и следовало ожидать, стекло разбилось вдребезги. Осколки его рассыпались везде и всюду; уж не знаю, ветром ли, ручьями, или еще каким-то образом, докатились они, наконец, до Гиппокрены, и музы, которые, как известно, любили здесь купаться, вытащили из воды волшебные стеклышки, вставили их в свои бусы, ожерелья и прочие украшения и стали являться с ними к своим подопечным — поэтам и писателям.
      Вот тогда-то и начались настоящие чудеса в художественной литературе, потому что писатели очень полюбили свойства волшебного стекла, а вместе с ними — гиперболы и литоты, а потом даже придумали новый художественный прием.
      Как вы думаете, почему писателям и поэтам так понравились гиперболы и литоты? Что дают эти приемы мастерам слова? (Так от понятия мы переходим к его назначению.)
      Гипербола и литота помогают в изображаемом явлении, предмете или герое ярче выделить те или иные свойства.
      На протяжении многих веков мастера слова широко использовали эти художественные приемы, начиная с единичных гипербол и литот, кончая целыми развернутыми фантастическими картинами.
      Например, в XVI веке французский писатель Франсуа Рабле создал цикл книг о великанах Гаргантюа и Пантагрюэле, которые не только славились гигантскими размерами и аппетитом, но и воплощали в себе фантастическую мощь природы и нравственную высоту человека.
      Когда Пантагрюэль был еще младенцем, рассказывает Рабле, он «высасывал молоко из четырех тысяч шестисот коров», а «печку, в которой можно было варить ему кашку, складывали все печники из Сомюра, что в Анжу, из Вильдё, что в Нормандии, и из Фрамона, что в Лотарингии, кашицу же эту ему подавали в огромной каменной водопойной колоде... однако зубы у Пантагрюэля были до того острые и крепкие, что он отгрыз от указанной колоды немалый кусок...». А когда сорвавшийся с цепи медведь стал лизать лицо младенца Пантагрюэля, он разорвал его как цыпленка...
      Но силы Гаргантюа и Пантагрюэля, в отличие от сил и роста сказочных великанов, были использованы во славу их государства — Утопии.
      А в XVIII веке английский писатель Джонатан Свифт сочинил целую историю о путешествии Гулливера в страны лилипутов и великанов. Когда лилипутам пришлось кормить проголодавшегося Гулливера, он проглотил 100 корзин с кушаньями и выпил две бочки вина. Как тут не вспомнить Робина-Бобина?!
      Страна лилипутов, описанная Свифтом, не только крошечна по размерам, но и мелка и ничтожна по своим интересам и устремлениям.
      Вспомните, из-за чего враждовали две партии в Стране лилипутов?
      (Из-за того, какой высоты носить каблуки.) А из-за чего велась война между Лилипутией и соседним государством Блефуску? (Эти две державы никак не могли договориться, с какого конца лучше разбивать вареные яйца — с тупого или острого.) Что рассказывает нам этот факт о жителях Лилипутии? (Не отличаются ее жители особым умом, интересы их мелки и никчемны, но они готовы даже воевать за них.)
      И это уже не просто преувеличение, а фантастическое преувеличение, которое называется гротеском — вот этот прием, оттолкнувшись от свойств волшебного стекла, придумали уже сами мастера слова. Слово «гротеск» образовано от итальянского слова grotte (грот) после того, как знаменитый итальянский художник Рафаэль нашел при раскопках в Риме подземные здания (гроты), стены которых украшали причудливые орнаменты, состоящие из рисунков животных, растений, птиц, человеческих лиц, ваз и прочего. Поэтому сначала гротесками назывались изображения, уродливость которых была продиктована теснотой помещения. Впоследствии на итальянское слово наложилось французское слово grotesque (смешной), и гротеском стали называть фантастические преувеличения, где показывается нарушение норм действительности, совмещение реального и фантастического, трагического и комического, злой сатиры и безобидного юмора.
      После полного знакомства с данными литературными понятиями можно перейти к закреплению их в виде небольшой викторины. Количество вопросов ее будет зависеть от наличия времени. Каждому правильно ответившему на вопрос ученику или тому, кто даст наибольшее количество правильных ответов, может быть вручен отличительный знак «Магистр волшебного стекла».
      А теперь, когда, я думаю, вы разобрались, что такое гипербола, гротеск и литота, попробуем проверить свои знания в литературной викторине, вопросы которой ориентированы на ваше знание художественной литературы и понимание цели использования художественных приемов, о которых мы говорили. Вот приблизительные вопросы викторины:
      1. Какой герой прославился тем, что

 
Вместо шапки на ходу
Он надел сковороду,
Вместо валенок перчатки
Натянул себе на пятки?

      Какой литературный прием здесь использован и для чего? (Это рассеянный из стихотворения С. Я. Маршака «Вот какой рассеянный». Здесь использована гипербола, чтобы показать степень рассеянности героя.)
      2. Каким образом было проверено происхождение одной юной особы в сказке Андерсена? Какой литературный прием здесь использован и зачем? (С помощью горошины было проверено происхождение принцессы из сказки «Принцесса на горошине». Здесь использована гипербола, чтобы показать изнеженность и капризность принцессы.)
      3. О какой сказке Андерсена вспоминает Л. Н. Толстой, обдумывая в 1904 году современные ему политические события: «Люди придумывают себе признаки величия: цари, полководцы, поэты. Но это все ложь. Всякий видит насквозь, что ничего нет и царь — голый»? Что использовано в этой сказке — гипербола или гротеск? С какой целью? (В сказке «Голый король» использован гротеск с целью высмеять ничтожные интересы короля, его показное величие и внутреннюю пустоту, а также лживость придворных.)
      4. Кто из литературных героев вылупился из прекрасного, похожего на тюльпан цветка и спал в скорлупе грецкого ореха? Какой литературный прием и с какой целью использован в этой сказке? (Это Дюймовочка из одноименной сказки Андерсена. Здесь использована литота, чтобы подчеркнуть беззащитность крохотной девочки и ее зависимость от других.)
      5. Рост какого литературного персонажа измерялся ноготком? Какой литературный прием и зачем использовал поэт? (Это Мужичок с ноготок из стихотворения Н. А. Некрасова «Крестьянские дети». Литоту автор использует, чтобы сопоставить взрослые заботы с возрастом мальчика, показать, что малыш вынужден носить взрослую одежду и выполнять взрослую работу.)
      6. В какой сказке братьев Гримм и почему людям приходилось проедать себе дорогу в каше? (В сказке «Горшочек каши», где героиня забыла нужное слово, чтоб остановить волшебный горшочек, когда он варил кашу.)
      7. Герой какого литературного произведения сумел выковать крошечные гвоздики для подковок английской блохи? Какой литературный прием здесь использован и для чего? (Левша из сказа Н. С. Лескова «Левша». Автор использует гиперболу, чтобы показать виртуозное мастерство Левши. Он преувеличивает возможности Левши.)
      8. Назовите имя писателя, который заглянул в волшебное стекло с двух сторон. (Это Джонатан Свифт в книге «Путешествия Гулливера».)
      После викторины можно перейти к знакомству с идиомами, которые заключают в себе гиперболы и литоты и широко используются в повседневной речи. Так мы еще больше приблизим данные понятия к детям.
      Итак, мы видим, что волшебное стекло исправно служит мастерам слова, помогая им создавать яркие образы и картины. Но ведь они мастера слова! А можем ли мы в нашей повседневной жизни заглянуть в это чудесное стекло?
      Попробуем ответить на этот вопрос, послушав записи обычных разговоров, сделанные в школе, дома, в трамвае или троллейбусе, в магазине и т. п. Если услышите в разговорах гиперболы или литоты, постарайтесь запомнить или записать их.
      Включается магнитофонная запись коротких разговоров, сделанная заранее.

***

      — Ты не знаешь, где мой учебник географии? Нигде не могу его найти!
      — Я тебе тысячу раз говорила: собирай все книги с вечера! Теперь вот опять в школу опоздаешь...

***

      — Валя, вынеси мусор.
      — Да ну! Чего его нести? Там мусора-то кот наплакал.
      — А тебе надо, чтоб целая гора была?!

***

      — Моя бабушка вчера таких блинчиков напекла! Язык проглотишь!
      — Не дразни, у меня с утра во рту маковой росинки не было.

***

      — Ты почему сегодня в школу опоздал?
      — Проспал. Мы вчера из похода без ног вернулись — вот я и не мог проснуться...

***

      — Ты вчера КВН смотрел?
      — Нет. Некогда было.
      — Эх, много потерял! Я чуть со смеху не умер — так смешно было.

***

      — Представляешь, моя Ленка вздумала меня учить, как с мальчиками обращаться.
      — Во дает! От горшка два вершка, а туда же!
      После прослушивания записи учащимися задается вопрос: «Были ли в диалогах гиперболы и литоты? Где?»
      Оказывается, и в повседневной речи живут эти литературные приемы, просто мы так привыкли к этим выражениям, что не замечаем преувеличения или преуменьшения, а просто воспринимаем их как знак крайней степени чего-либо, и они являются, скорее, даже не художественными приемами, а устойчивыми сочетаниями, стилистическими фигурами.
      А вот писательские или поэтические гиперболы и литоты сразу обращают на себя внимание: ведь они созданы фантазией художников, даже если отталкиваются от хорошо знакомого. Давайте попробуем разгадать тайну этого творческого процесса на некоторых примерах данных художественных приемов, может быть, и мы чему-нибудь научимся у мастеров слова.
      Попытаемся выяснить, откуда взялись у писателей или поэтов те или иные картины.
      Все вы, конечно, знаете веселую повесть Н. В. Гоголя «Ночь перед Рождеством» и помните ее героя — толстого Пацюка, знавшегося с чертом. Когда кузнец Вакула пришел к нему, он увидел, каким диковинным образом Пацюк ест вареники: «...На полу стояли две деревянные миски: одна была наполнена варениками, другая — сметаною. Мысли его и глаза невольно устремились на эти кушанья. „Посмотрим, — говорил он сам себе, — как будет есть Пацюк вареники. Наклоняться он, верно, не захочет, чтобы хлебать, как галушки, да и нельзя: нужно вареник сперва обмакнуть в сметану“.
      Только что он успел это подумать, Пацюк разинул рот, поглядел на вареники и еще сильнее разинул рот. В это время вареник выплеснул из миски, шлепнулся в сметану, перевернулся на другую сторону, подскочил вверх и как раз полетел ему в рот. Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник таким же порядком отправился снова. На себя только принимал он труд жевать и проглатывать».
      После знакомства с фрагментом ребятам предлагается выбрать из записанных на доске или на отдельном плакате выражений то, которое подтолкнуло Гоголя к созданию такой смешной картины. (На доске записаны следующие выражения: разорваться пополам, рваться на части, голоден как волк, осталось проглотить, только рот раскрывай, ешь не хочу и т. п.) Ребята выбирают: осталось проглотить.
      В сказке М. Е. Салтыкова-Щедрина «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» рассказывается, как два генерала, которые всю жизнь служили в какой-то регистратуре и ничего не умели, вдруг оказались на необитаемом острове, где их некому было обслуживать и кормить, и они страшно проголодались:
      «— Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! — сказал один генерал.
      — Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! — вздохнул другой генерал.
      Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение остервенились. Полетели клочья, раздался визг и оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их».
      Что тут использовано: гипербола или гротеск? Найдите выражение, из которого мог родиться этот художественный прием. (Голоден как волк.)
      И наконец, в стихотворении В. Маяковского «Прозаседавшиеся» описывается несчастный посетитель государственного учреждения, который никак не может застать нужного чиновника, потому что тот все время занят какими-то заседаниями и его нет на месте. В конце концов разъяренный посетитель видит страшную и смешную картину:
 

Взъяренный,
на заседание
врываюсь лавиной,
дикие проклятия дорогой изрыгая.
И вижу:
сидят людей половины.
О дьявольщина!
Где же половина другая?
«Зарезали!
Убили!»

Мечусь, оря.
От страшной картины свихнулся разум.
И слышу спокойнейший голосок секретаря:
«Они на двух заседаниях сразу.
В день
заседаний на двадцать
надо поспеть нам.
Поневоле приходится раздвояться:
До пояса здесь,
а остальное
там».

      (Здесь можно показать иллюстрацию А. Каневского к стихотворению.) От какого выражения родился этот гротеск? (Разорваться на части.) Каким же образом рождаются эти художественные приемы? Открывается схема

 
«Рождение гиперболы, гротеска, литоты».
Выражение (предмет) — толчок фантазии,
наполнение его буквальным содержанием,
обставление подробностями, деталями (развитие идеи),
осуществление действия в реальном пространстве.

      Писатель или поэт отталкивается от хорошо знакомого выражения или предмета и силой своей фантазии наполняет их буквальным содержанием (заставляет вареники прыгать в разинутый рот, делает голодных генералов похожими на волков, делит человека на части для того, чтоб он попал одновременно в разные места) и помещает в реальное пространство, где происходит действие.
      Можем ли мы сделать то же самое? (Переходим к заключительной части урока — творческой работе по картине Питера Брейгеля Старшего «Волшебная Страна Изобилия».)
      Наверно, можем, если включим в действие свою фантазию и попытаемся взглянуть в волшебное стекло. Но так как его у нас в наличии нет (ведь мы пока не поэты и не писатели), воспользуемся «стеклом», подаренным нам нидерландским художником Питером Брейгелем Старшим в картине «Волшебная Страна Изобилия» (или «Страна Лентяев»).
      В Средние века был очень популярен сюжет о стране изобилия, где всего было в достатке, но чтобы попасть туда, надо было прогрызть тоннель в горе из гречневой каши. (Помните сказку «Горшочек каши»?)
      На картине Брейгеля изображены три человека — солдат, крестьянин и то ли студент, то ли писатель. В ленивых позах лежат они под крышкой круглого стола, ножку которого заменяет ствол дерева. На столе расставлены посуда и еда. В правом верхнем углу картины изображен мужчина, пытающийся продраться сквозь гору каши, закрывающую горизонт. В левом, нижнем углу из-под крыши дома, уставленной мисками с блинами, выглядывает рыцарь, широко разинувший рот и, очевидно, ожидающий, что он без усилий полакомится блинами. В пейзаж включены разные съедобные вещи: на заднем плане плещется молочное море или озеро, на его берегу забор из колбас, по земле бегут вареное яйцо с ложкой и жареный поросенок с ножом в боку.
      Вся картина состоит из гипербол, которые придумал Питер Брейгель. Но любая картина — это запечатленное мгновение. Попробуем с помощью собственной фантазии заглянуть в суть этого мгновения и наполнить его развернутым содержанием. Для этого попытайтесь представить мысли рыцаря и воспроизвести их, то есть составить его внутренний монолог; загляните в сон солдата и крестьянина, догадайтесь, о чем мечтает глядящий в небо студент, опишите, как продирается через гору каши мужчина, куда и зачем плывет лодка по молочному морю, куда спешат вареное яйцо и жареный поросенок. (Это задание может выполняться как целостно, ориентируясь на приведенные вопросы, так и вариативно: группы учащихся работают над определенным фрагментом картины.)
      Творческие работы ребят зачитываются, анализируются, авторы лучших работ тоже получают отличительный знак «Магистр волшебного стекла».
      Что же это такое — волшебное стекло? Ведь на самом деле мы ничего не подносим к глазам?.. Стекло — это наша фантазия, благодаря которой мы можем видеть больше, чем обычным взглядом, и это позволяет нам проникать в самую суть жизни... 

Т. Г. Соловей

 
Hosted by uCoz